НОЧНОЙ АПЕЛЬСИН Она – с сигаретой и длинными пальцами страсти, он тоже не промах: жуёт апельсиновый «Орбит». Казалось бы, общего мало, но жизни лихое кривлянье толкает его и её в глухой переулок. – Простите, мадам, что мешаю степенному шагу, но разве не поздно одной на такую прогулку? – Поссорилась с мужем. Ушла навсегда. Есть причина. – Куда же теперь? – Да хоть к вам. – Так вот сразу? – От вас апельсином пахнуло, люблю апельсины. Особенно ночью, когда обостряется жажда…И вот уже вместе они, и светает, и оба устали. И хмель переулка вспорхнул – и мухой в окно. Она с сигаретой, а длинные пальцы считают число позвонков на такой незнакомой спине.

 

ЖЕНСКИЙ АПОКАЛИПСИС Он скачет на коне, он – принц. Она – простая девушка, но с ангельской душою. – Куда ты, милый принц? – кричит она, пока он в поле зренья. – Я к той, что ждёт меня, – кричит он ей в ответ, сам задыхается от бесконечной скачки. – Так это я и есть! – Простушка машет флагом своей мечты и девственности зрелой. – Да ну тебя, – ворчит сквозь зубы принц и за холмы ныряет. – Увы, – вздыхает дева кротко и плюёт на флаг.И тут другой является. Такой же, как она, простой и без коня, но сам в коня ретивый. Любуется на флаг и тянет к нему руки, затем хватает душечку за нежные мечты и тащит за собой в кусты бордового, как апокалипсис, шиповника.

 

ПАРОВОЗ И РЕЛЬСЫ Она разлеглась и лукаво сверкает коленом, но линию гнёт о недолжных и грешных делах. Как будто и хочет, и может, и надо б, и время не терпит, но смысла не видит – короче, Толстой на устах. А он – словно чайник, нутром искипает и ликом, чернеет уже от напрасных и пошлых речей. И смотрит на ножки, желая моральных изъянов и в ней, и в себе, и везде, и как можно скорей. – Прельщая, прельщай до конца, сладконожка. Не думай, что я полумерами сыт и согрет, когда мне сгореть бы, исчезнуть в тебе – лучший способ осмысленно жить и достойно нести свой скелет. – А помнишь, как кончила Анна? Ты хочешь, чтоб я, как она, оказалась на страшном пути? А сверху пыхтит и сминает тебя без пощады могучая сила расплаты… Прости, но я не должна, не должна, не должна!.. Впрочем, ладно. Ведь ты, я смотрю, и сам уже паровоз. А я, как поют соловьи… – Мои шпалы? – Нет, дурачок, я – рельсы твои.