Если вы увидите, что кто-то бьется головой о стену, не судите его строго – возможно, у него есть на то причины.

В первое воскресенье октября, утром, произошло незаурядное событие: театральный администратор Д., тридцати шести лет, женатый, имеющий двоих детей, – раздвоился.

Сам он даже не сразу заметил случившееся. Проснулся в указанный день с легким недомоганием (побаливала голова), но не придал данному факту особого значения, полагая, что просто переспал. Он еще полчаса провалялся в постели, прислушиваясь к странным, негромким звукам, доносившимся откуда-то с кухни или из ванной. В этих звуках не было бы ничего странного, если бы его жена не лежала рядом, а уже встала и возилась по дому. Но и на то, что проснулись дети, тоже не походило, ведь они давно заявились бы к ним в спальню с обычным в таких случаях гвалтом.

Что бы это могло быть, думал Д., зевая. Вид сонной жены заставил его откинуться на подушку и закрыть глаза, а когда он снова открыл их, то обнаружил себя в ванной, с зубной щеткой во рту. Надо же, удивился он, и как я умудрился добраться сюда? Почистив зубы, он взял с полки пену для бритья.

Позвала жена, и Д. вздрогнул. Повернув голову, он увидел, что она открыла глаза и смотрит на него.

«Фу черт! А я было совсем проснулся, да снова заснул. Представляешь, мне приснилось, что я бреюсь в ванной!»

«Подумаешь, – равнодушно сказала она, поднося к глазам будильник. – Уже девять, ты не забыл, куда идешь сегодня с детьми?»

У них было два сына, пяти и трех лет, с которыми он должен был идти в бассейн. Обычно это делала жена, но в этот раз ей надо было заняться бумагами по работе.

«У нас уйма времени», – ответил он, соображая, как бы еще успеть забежать к любовнице, о встрече с которой договорился заранее.

Решив, что пора уже вставать, Д. вылез из-под одеяла, подошел к подоконнику, оперся руками и принялся разминать тело. Интересно, а жена слышала что-нибудь? Он оглянулся и увидел, как она беззаботно снимает с себя ночную сорочку. Наверное, мне это все-таки померещилось, подумал он, продолжая механически двигать телом.

На кухне он приготовил кофе, достал из холодильника сыр с маслом и наделал бутербродов. К головной боли между тем прибавилась еще одна странность: сознание его теперь было как бы немного затуманено, что выразилось, например, в том, что он совершенно упустил из виду, каким образом проделал весь путь от подоконника в спальне на кухню и при этом оказался гладко выбрит и одет. Впрочем, ему часто указывали на его рассеянность, и это, наверное, был как раз тот случай, когда он имел возможность в ней удостовериться.

Но не мог же я, в самом деле, проглядеть этот порез на подбородке, продолжал он сомневаться, разглядывая себя в зеркальце. Он отложил зеркальце и посмотрел на дверь, за которой послышались шаги жены.

«Как! Ты здесь?» – спросила она, и ему показалось, что она испугана.

«Здесь, что в этом такого?»

«Ничего, только ты вроде оставался в спальне, когда я пошла сюда».

«Гм».

Она села к столу, и они принялись завтракать.

«Не забудь надеть на детей шапочки».

«Ладно».

«И обсохнете хорошенько перед улицей».

«Обсохнем».

«Тебе надо чаще бывать с ними».

«Не спорю».

«Ты не болеешь?» – спросила она и приложила ладонь к его лбу.

«С чего бы!» – Он не любил, когда касались его головы, и отвернулся.

«Пойду разбужу детей».

Она встала и вышла из кухни. Д. тоже встал, подошел к окну и уперся лбом в стекло, потому что на самом деле чувствовал себя неважно. Через минуту лоб его вдруг начал неметь, он отодвинулся от окна и изумился, увидев, что находится в спальне – в пижаме и, видимо, только что закончив делать упражнения. Во внезапном порыве он устремился на кухню, где, собственно, и застал самого себя, но уже не в пижаме, а одетого и побритого. От неожиданности он не успел ничего подумать, потерял сознание и рухнул на пол.

«Что это?» – услышав позади себя шум, он обернулся и обомлел, признав в валяющемся на полу себя, каким был всего лишь четверть часа назад – в пижаме и без носков.

«Кто это?» – испуганно вскрикнула вернувшаяся жена.

Дети пришли вместе с ней и глазели с открытыми ртами.

«Это кто?» – повторила она, но, видя, что он потерял дар речи, утвердительно произнесла: «Это ты!» – И, закатив глаза, тоже рухнула.

Дети завыли, Д. сгреб их и понес назад в детскую.

Она открыла глаза и принялась тормошить его:

«Ты жив? А дети где?»

«Не знаю, – простонал он. – Ты видела то, что видел я?»

«Видела».

«И что?»

«По-моему, ты раздвоился».

«Этого только не хватало!»

«Где дети?» – снова спросила она.

«Наверное, я их увел».

«Ущипни меня!»

«Зачем? И так ясно, что это не сон», – сказал он обреченно.

«Что же теперь делать?»

«Надо пойти к нему и все выяснить».

«Что выяснить?»

«Ну, откуда он взялся».

«Или, может, откуда ты взялся?»

«Не смешно!» – Он встал, взял ее за руку, и они пошли.

В детской все выглядело благополучно: дети тихо сидели на кровати рядом с отцом, который лежал с Маршаком в руках и спал.

«Уведи их, а я останусь с этим, – сказал Д. – В конце концов, мне будет легче найти с ним общий язык, ведь он – это я…»

Она поманила детей, и Д. остался наедине с собой. Он подошел к спящему, взял у него из рук книгу, посмотрел на мизинец левой руки и увидел неровный белый рубец – след от пореза ножом, когда он год назад чинил розетку в коридоре. Посмотрел на свою руку и увидел то же самое. Что за чертовщина! Он встал и отошел к противоположной стене. Потом заметил, что у спящего приоткрылся рот, осторожно, боясь разбудить, приблизился и заглянул внутрь. Точно, так и есть, третий зуб внизу с пломбой! Его затошнило, он резко отвернулся, и все вокруг потемнело.

Открыв глаза, он приподнялся, опершись на локоть, и удивился, увидев, что лежит уже на кровати, а на полу находится тот, другой, и пребывает в горячительном беспамятстве, потому что губы его дрожали, пропуская едва слышимые, бессвязные звуки.

А ведь еще секунду назад я был он и воспринимал меня как другого, подумал Д., делая первое осмысленное наблюдение. Он свесился с кровати и дотронулся до плеча лежавшего. Тот не отреагировал и продолжал бредить. За ухом у него обнаружилось родимое пятно, о существовании которого Д. не подозревал. Он потрогал пятно пальцем и вздрогнул, так как ему показалось, что его самого кто-то коснулся в том же самом месте. Дернул слегка за волосы и почувствовал, что и его дернули. Спустил ноги с кровати, пнул лежавшего на полу и вздрогнул от пинка, который ощутил ниже спины. Выходит, что бы я с ним ни делал, все это я делаю с самим собой, подумал он, но как же в таком случае я могу думать и говорить о нем не как о себе, а как о ком-то другом? Ведь я же могу сказать, что я – это я, а он – это он, но не я. Какое, однако, странное разграничение!

В дверь осторожно постучали, вошла жена.

«Ну как?»

«Вот, жду, когда придет в себя».

«Я позвонила маме, она уже здесь. Можно ей взглянуть?»

Д. был в сложных отношениях с тещей, и при других обстоятельствах постарался бы избежать встречи с ней, но теперь ему было не до нее.

«Пусть смотрит», – махнул он рукой.

Теща появилась в комнате и минуту молча наблюдала открывшуюся ее глазам картину. Потом повернулась к дочери и сказала:

«Я всегда говорила, что с ним у тебя не будет никакой жизни. Что ты собираешься делать? Неужели и дальше терпеть его?! Если бы я знала, что рожала тебя для этого, то, клянусь внуками, ты ни за что не появилась бы на свет!»

«Оставьте детей в покое», – попросил Д.

«А ты молчи! Мало тебя одного было, так еще и этого приволок! – Она с отвращением кивнула на лежавшего на полу и пригрозила пальцем. – Ну уж нет, я свою дочь на растерзание не отдам!»

«Перестань, мама, – сказала жена, – он это не нарочно. Мы даже не знаем, как это вышло. Для нас самих это как гром среди ясного неба».

«Это ты, дурочка, не знаешь, а он прекрасно все знает и изводит тебя. А ну, поднимайся, как тебя!» – Она подошла к тому, который был в пижаме, и, схватив его за волосы, стала трясти.

От боли Д. вскрикнул и опрокинулся на подушку.

«А-а, что я говорила! – удовлетворенно произнесла теща, видя, что ее решительность возымела действие. – Ну, выкладывай, кто такой, иначе пожалеешь!» – крикнула она, пуская в ход кулаки.

«Да вы в уме ли!» – воскликнул Д.

Схватив за руки, он оттолкнул ее в сторону и вскочил.

«Уведи ее ради бога!» – крикнул он жене, наблюдая, как теща со зловещим лицом снова приближается к нему.

«Мама, прошу тебя!»

«У-у, подлец!» – не унималась теща, впрочем, увлекаемая дочерью, отступая.

Когда дверь за ними закрылась, Д. перевел дух и взглянул на себя. Он вспомнил, как ему стало больно, когда теща схватила его за волосы, и что именно это ее действие в одно и то же время лишило его рассудка в одном теле и привело в сознание в другом. Как переключателем, подумал он, подходя к себе на кровати и удостоверяясь, что и в этом теле у него есть родимое пятно за ухом. Если бы ему кто-нибудь рассказал о подобном, он ни за что не поверил бы. А так все происходило у него на глазах, он сам был участником событий и не мог не принимать всерьез того, что видел и даже мог потрогать руками.

И тут его осенило. Он подошел к шкафу с игрушками, взял с полки пистолет, вернулся к кровати, сел поудобнее на стул и что есть мочи ударил себя рукоятью пистолета в темя. А-а! – крикнул он, с удовлетворением обнаруживая себя не на стуле, а на кровати. Взяв из рук полуобморочного своего тела пистолет, он снова ударил себя по темени и снова вскрикнул, покидая одно свое тело и перемещаясь в другое. Проделав то же самое многократно, он, хотя и набил себе шишку, но пришел к подтверждению своей догадки: боль автоматически перебрасывала его сознание из тела в тело. При этом всякий раз, как он совершал все эти перемещения, он каким-то непостижимым ему образом чувствовал свое бессилие противостоять этому, все совершалось с неизбежностью и выглядело само собой разумеющимся – так, словно это в порядке вещей иметь два тела, как, например, два уха или две щеки. Таким образом, теперь я могу контролировать себя, а значит, в случившемся нет совсем никакой беды, но, напротив, одно только преимущество и новые возможности! Д. обрадовался и потер руки, увидев вдруг себя и свою жизнь в совершенно другом свете – заманчивом и многообещающем. Встав с кровати, он переложил в нее свое тело в пижаме. Полежи пока, сказал он себе, выходя из детской и плотно прикрывая за собою дверь.

Д. нашел жену на кухне, всхлипывающую и несчастную.

«Ты меня хочешь извести», – убежденно произнесла она и разрыдалась.

Наверняка не обошлось без нравоучений мамочки, подумал он.

«Зачем ты устраиваешь сцену? Неужели думаешь, я это нарочно?»

Она перестала плакать, но ничего не ответила и опустила голову.

«Не хочешь со мной разговаривать? Что ж, я на твоем месте, пожалуй, тоже не стал бы. Но я, по крайней мере, не отвернулся бы от тебя, случись с тобой то же самое, я попытался бы понять, я посочувствовал бы. Это уж точно! А ты не хочешь сочувствовать, и это, я тебе скажу, очень обидно мне видеть, потому что до сих пор я считал, что мы близки друг другу. А так что же? А так – ничего!» – вздохнул он, и она вдруг бросилась к нему и прижалась к его груди.

«Прости меня! Я испугалась, я сама не понимаю, что со мной творится. Мама сказала, что ты нарочно все это придумал, ну я и подумала, что вдруг правда. Ведь это все так необычно, ведь любая мысль в голову прийти может. Ты не сердишься на меня?»

Он погладил ее по голове и сказал, что не сердится, более того – чувствует себя безмерно виноватым. Она поцеловала его, он ответил, и несколько секунд они так и стояли, слившись в поцелуе и чувствуя, что они по-прежнему вместе и никто не в силах встать между ними.

«Дети уже готовы?» – спросил он, возвращаясь к действительности и вопросом этим демонстрируя, что, как он и говорил, ничего страшного в их жизни не случилось.

«Нет, но собрать их мне ничего не стоит. Ведь еще есть время?»

«Конечно, дорогая. Мы даже можем до бассейна зайти в кафе и съесть мороженого. Ты не возражаешь?»

«Следи только, чтобы младший не увлекался. И воспользуйтесь платками, которые я вам положу».

Д. кивнул, и жена пошла собирать детей. Через полчаса они были готовы, и он повел их на прогулку. На тротуаре лежали листья, приятно шуршавшие под ногами. Было тепло. Хорошая погода, сказал он сыновьям, не такая, как в прошлый раз, когда трещал мороз, помните? Старший кивнул, а младший споткнулся и чуть было не упал, так что Д. пришлось крепче взять его за руку. Небо было ясное, и на душе у него тоже все понемногу начало проясняться. Он даже стал забывать, что раздвоился, и окончательно забыл бы, если бы не связывал с этим обстоятельством некоторых своих намерений.

В кафе они сели за столик, к ним подошла девушка в красивой униформе, и Д. заказал три порции ванильного. Когда мороженое принесли, он достал платки и раздал детям. Ванильное было изумительным, и он посочувствовал жене, которая сидит дома одна, среди груды никому не нужных бумаг. Впрочем, не так уж и одна…

«Вы можете побыть здесь минутку без меня?» – спросил он у детей.

«Думаю, с нами ничего не случится», – ответил старший сын, и Д. порадовался его рассудительности.

«Тогда я ненадолго схожу вон туда, – он показал в сторону туалета. – Кстати, вы сами не нуждаетесь?»

Дети не нуждались, и он оставил их, потому что ему вдруг пришло в голову проверить, может ли он перемещаться в другое тело, когда то находится не рядом, а на значительном удалении. Если нет, подумал он, то я вряд ли извлеку выгоду из моего положения. Если да, то… У него сбилось дыхание при мысли о том, какие возможности тогда для него откроются.

Закрыв за собою на шпингалет дверь, он выбрал удобное место в углу, сел и, резко откинув назад голову, затылком ударился о стену. Ему сделалось больно, он едва удержался, чтобы не закричать, но результата не было. Неужели не действует, испугался он и снова ударился, на этот раз гораздо сильнее. Сознание выскочило из тела и понеслось в другое свое вместилище. Слава богу, пронеслось в его голове, когда он, скривившись от боли, понял, что у него все получилось и он лежит в кровати в детской комнате.

Д. встал и направился в гостиную. Жена сидела в кресле, а на журнальном столике были разложены бумаги. Услышав звуки его шагов, она вздрогнула и повернула к нему голову.

«Ты? А как же тот, другой? А дети?»

«Не волнуйся, я всего лишь ненадолго вышел в туалет. Дети спокойно поедают мороженое. Напрасно ты не пошла с нами, там довольно мило».

«А ты уверен, что сможешь вернуться? Ведь если дети останутся одни, с ними случится бог знает что!»

«Я как раз собирался сказать тебе, что почти научился делать это».

«Что это?»

«Ну, перемещаться из тела в тело. Правда, у меня еще не всегда выходит гладко. Впрочем, ходить человек тоже может не сразу, а тренируется месяцами. Ну ладно, я пойду, а то дети в самом деле натворят чего-нибудь».

Через минуту он благополучно вышел из туалета и вернулся к сыновьям, которые доедали мороженое. На улице он почувствовал, что голова у него совсем раскалывается – в висках, но особенно в затылке. Еще бы, ведь я столько раз ею ударялся, подумал он, морщась от боли.

Тем временем жена закончила работать с бумагами и сидела с закрытыми глазами. В квартире было тихо, ненормально тихо. Так могло быть, если бы все ушли и оставили ее одну. Но она находилась здесь не одна, а с мужем, и от этого тишина была ненормальная. Конечно, муж спал, это следовало принимать в расчет, но даже сонный он не должен был создавать вокруг себя столько безмолвия.

Она пошла к нему, чтобы убедиться, что он все еще там. Тело Д. без движения лежало на кровати и казалось необитаемым. Как же иначе, ведь его самого в нем нет, подумала она, прикасаясь к руке и чувствуя прохладную, но отнюдь не мертвую кожу. Она вспомнила, как целовала мужа на кухне, и захотела снова сделать это, наклонилась и поцеловала в губы. Приятные ощущения были хорошо знакомы, и она получила бы удовольствие, если бы ей не показалось, что к этим ощущениям прибавилось еще одно, смутное и отталкивающее. Она задумалась, но долго не могла подобрать ему определение, пока ей наконец не пришло в голову: губы, которые она поцеловала, были бессмысленные и ничего не означающие. Именно так: бессмысленные губы! Когда прежде она целовала мужа, пусть даже он при этом спал, она знала и чувствовала, что за ними, за их вкусом и мягкостью стоит он, а не кто-нибудь другой, теперь же она не была уверена в этом, потому что губы на него больше не указывали.

Она отшатнулась, увидев, что и само тело стало вдруг еще более неопределенным и пустым. Да разве это он? Нет, это не может быть он, уж я довольно прожила с ним, чтобы судить об этом, подумала она, чувствуя досаду, что позволила мужу так откровенно водить ее за нос. Когда вернется, пусть немедленно поставит все на свои места, иначе… Она не успела додумать, что же будет «иначе», потому что зазвонил телефон. Вернувшись в гостиную, она сняла трубку и услышала голос матери.

«Я все думала о том, что увидела, и только сейчас догадалась, что он нанял актера, чтобы тебе голову заморочить. Он же в театре работает, вот и устроил. А ты дура, раз приняла все за чистую монету!»

«Мама, что мне делать?»

«Дай ему трубку!»

«Его нет, он ушел с детьми, а другой остался здесь, в пижаме и совсем словно мертвый».

«Ты пробовала поговорить с ним?»

«Нет, но я ошибочно приняла его за своего и пыталась быть с ним ласковой… Ну, ты понимаешь?»

«Кошмар! И что?»

«Ничего! Говорю же, он почти мертвый лежит».

«Вот дрянь! И что ты собираешься с ним делать?»

«С этим?»

«Да нет, с настоящим!»

«Не знаю. Когда он уходил, он был так нежен со мной, что я даже почти не злюсь».

«Но не спускать же ему из-за этого все с рук! Ведь такими шуточками и в могилу свести недолго!»

«Как же мне быть?»

«Поставь ему условие: либо он прекращает лицемерить, либо ты с детьми уходишь от него!»

«Не будет ли это слишком сурово? А если он не имел в виду ничего плохого?»

«После стольких лет он, по крайней мере, мог бы уже перестать держать тебя за дуру! Хотя, конечно, если ты не возражаешь против такого обращения, ты можешь оставить все, как есть, и тогда завтра он приведет любовницу и объявит, что она – его астральное тело, или что-нибудь в этом духе!»

Мать положила трубку, и она заплакала от обиды, что Д. ее обманывает и ни во что не ставит. Поплакав, она вытерла платком слезы и, убирая бумаги, пришла к решению дождаться мужа и прямо спросить его: любит ли он ее по-прежнему? Ей казалось, что его ответ на этот вопрос может многое прояснить, во всяком случае, он мог бы помочь понять ей, со злым ли умыслом муж навязал ей всю эту историю со своим двойником.

До бассейна оставался еще час, и Д. завел детей к тетушке, чтобы та посидела с ними, пока он «забежит на пару минут к одному своему приятелю, который только что из Германии и привез ему превосходный немецкий портсигар».

К счастью, до любовницы было всего три трамвайных остановки, поэтому он позвонил в ее дверь еще до того, как ее терпение успело лопнуть, а запах духов выветриться. Она хотела сначала осыпать его упреками, но растерянный, жалкий вид его сбили с толку, и она, обхватив его за шею, заглянула в глаза и спросила:

«Что с тобой? Ты словно не в своей тарелке».

«И откуда в женщинах эта проницательность!» – воскликнул он.

«Что?»

Он насладился поцелуем, а потом сказал, что все ей расскажет, и она сама увидит, насколько верно угадала его новое состояние.

«О чем ты говоришь?»

«О, это настоящее спасение! Теперь нам не придется томить друг друга разлукой. Ты будешь держать в руках переключатель, и стоит тебе щелкнуть им, как я в мгновение ока у тебя, в твоих объятиях».

«Ты не ушибся? У тебя вот здесь, на затылке, как будто шишка».

«Голова побаливает, но это сущий пустяк, издержки, не обращай внимания!»

«Ты сам весь какой-то странный… Зачем ты заставляешь меня ждать? Ты уже говорил с ней?»

«В этом больше нет необходимости. Но после, после! Как я скучал по тебе, моя прелесть!» – Он представил, как умело они воспользуются свалившимся им на голову подарком судьбы, и принялся наслаждаться ею.

Она не сопротивлялась, напротив, отвечала ему взаимностью, но все мысли ее были поглощены этим загадочным переключателем. Что же это? Неужели он собирается сделать ей предложение, и этот переключатель – ее «да»? Нет, это было бы слишком смело для него, ведь он так привязан к детям. Тогда что? Новый мобильный телефон? Нет, что за глупости! Может, он едет на полгода за границу и берет меня с собой? Но у меня работа, меня не отпустят. Она вспомнила, как он говорил ей, что разыскивает свою сводную сестру, пути с которой разошлись еще в детстве. Но не станет же он, в самом деле, выдавать меня за сестру? А вдруг все-таки предложение? Нет, нет, не вдруг. Ах, если бы случилось что-нибудь невероятное, что помогло бы мне обрести его на каждую ночь, на каждую минуту жизни!.. Но он говорит, что это настоящее спасение. Что же это? Что?!

Наконец Д. заговорил, и она, укрывшись по самый подбородок одеялом, волнуясь и надеясь на сбыточность счастья, старалась не пропустить ни слова.

«Сегодня утром, – приподнято начал он, – произошло то, о чем ни ты, ни я и мечтать не смели, что даже во сне присниться не могло, настолько этот случай невероятный и вне всяких представлений. Я сначала было испугался, даже сознание потерял, но потом быстро сообразил, что к чему, и вижу сейчас, как ясным днем, всю выгоду случившегося. Это совершит переворот в наших с тобой отношениях: отныне мы будем всегда рядом, а мне при этом даже не придется уходить от жены! Могла ты себе такое представить?!»

«Я и сейчас еще ничего не представляю! Скажи толком: что случилось?!»

«А разве я не сказал? Бог мой! Я раздвоился, моя прелесть. У меня теперь два тела. Одно для жены, другое – для тебя!»

Она отвернулась к окну, и он увидел в ее глазах слезы.

«Ты рада?»

«Я раздавлена».

«Ну конечно, я знал, что сразу ты не поверишь. Ты должна сама все увидеть, иначе я не смогу тебя убедить. Вот подожди, я сейчас пришибу себя хорошенько, а через полчаса приду к тебе снова, но уже в другом теле, в том, которое я решил оставить жене».

Он взял с тумбочки ночник на гранитной ножке и с размаху опустил его себе на висок. Встав с кровати, он быстрым шагом вышел из комнаты и направился в спальню, чтобы одеться.

«Вы? Что вам здесь нужно?» – Его жена вошла следом и враждебно глядела на него, словно не узнавала и принимала за постороннего.

«Я сбегаю к одному своему приятелю, да ты знаешь его: режиссер К. Привез мне из Германии превосходный немецкий портсигар. Дети у тетушки, а сам я, то есть другое мое тело, устав с непривычки, отдыхает в безопасном месте».

«Что вы сделали с моим мужем? Где он?!» – Она смотрела на него совсем уже с ненавистью, и он увидел, что она не шутит, а вполне серьезно принимает его не за него, а за кого-то другого.

«Ты думаешь, я кто? Разве ты не видишь, что я твой муж? Ты забыла, что я с утра раздвоился и у меня вместо одного два тела?»

«Вы мне не муж! Мужа своего я хорошо знаю, а вы проходимец, которому неизвестно что от нас нужно. Признайтесь: это вы подбили его?!»

«Да ты в уме ли? Ведь я натуральным образом раздвоился, с этим не шутят!»

«Это вы сумасшедший, а я нормальная! Уходите и больше не показывайтесь здесь, а то я…»

Зазвонил телефон, и она вышла из комнаты. В трубке рыдала незнакомая женщина:

«Прошу вас, не убивайтесь, а возьмите себя в руки: вашего мужа только что увезли на «скорой помощи». Он в беспамятстве и, может быть, даже умирает. Наверное, это из-за ночника, которым он стукнул себя по голове!»

У нее подкосились ноги, она выронила трубку и упала на пол. Д. прибежал и, приводя ее в чувство, несколько раз ударил по щекам. Открыв глаза и глядя на него диким, полным ужаса взглядом, она промолвила, что «муж ее теперь умрет и виноват в этом будет он, проходимец и двойник, который нарочно устроил все это, чтобы занять чужое место».

«Что ты такое говоришь, опомнись!» – крикнул Д., предполагая, что жена начинает сходить с ума.

«Пойдите вон, иначе я вызову милицию», – сказала она, протягивая руку к трубке.

«Не надо никого вызывать, ты полежи, успокойся, – сказал он, поднимая и укладывая жену на диван. – Я сейчас уйду, а очень скоро вернусь с детьми, но не я, а тот, другой, которого ты считаешь своим мужем, и ты убедишься, что никто не умрет, что все будет по-прежнему».

Что ж, придется вернуть ей то тело, хотя вся разница лишь в том, что оно побрито и в новом костюме, думал он, выходя из подъезда и рукой останавливая такси. Любовница, увидев его, вскрикнула и ладонями закрыла лицо.

«Как ты можешь так поступать со мной!»

«Я пришел, как и обещал. Ты же видишь: я тебя не обманываю».

«Не обманываешь? – Она опустила руки и усмехнулась. – Тебя увозят полумертвого, а спустя полчаса ты являешься как ни в чем не бывало и при этом утверждаешь, что не обманываешь меня! Уходи, я не в силах выносить этого!»

Она захлопнула дверь, и он остался на лестничной площадке, недоумевая по поводу происходящего и соображая, где бы он, другой, мог теперь находиться, раз его отсюда увезли. Впрочем, что же это я, опомнился он, и лбом ударился о стену. Он приготовился обнаружить себя где-нибудь в больничной палате, даже, может быть, на операционном столе, но, открыв глаза, увидел, что ничего вокруг не изменилось, что он остался на месте. Черт возьми, выругался он, до чего это хлопотно и больно – иметь две личины! Выйдя на улицу, он подобрал с земли осколок от разбитой бутылки и вонзил его себе в висок. Было больно, нестерпимо больно, но боль эта была напрасной. Он решил вернуться к любовнице, чтобы попытаться еще раз поговорить с ней, но уже в подъезде передумал, посчитав, что без второго своего тела будет неубедителен. Но куда же оно подевалось? Без него меня никто не станет воспринимать всерьез! Так и доказывай теперь всем, что ты – это ты, а не проходимец… Он увидел, что между почтовыми ящиками на стене есть просвет, как раз напротив лестницы, чтобы можно было разбежаться. Поднявшись на несколько ступеней, Д. двумя скачками прыгнул головой вперед и с лету вонзил свое тело прямехонько в этот просвет…

Пять минут спустя мальчик с верхнего этажа шел гулять с собакой и испугался, увидев на полу человека, из головы которого вытекало, расползаясь повсюду, что-то темное и непонятное. Собака подошла к телу, обнюхала его и, заскулив, побежала вниз, поводком увлекая за собой мальчика, который ничего и не понял, но ужасно хотел заплакать и вернуться домой.