Станислав Севастьянов. Собрание сочинений
Завидя одинокую приятную женщину, иной добрый мужчина отчего-то первым делом задается вопросом: а есть ли у нее кто? – и начинает строить планы, как бы занять место подле нее, чтобы сделать ее счастливой. «Сделать счастливой» – это соображение является изначальным заблуждением…
Парень в черной футболке и бледно-желтых шортах лихо промчался (справа налево) на роликовых коньках по проезжей части (улочка тихая) мимо припаркованных машин (слева направо): белая, черная, черная, бордовая, темно-синяя. По тротуару на противоположной стороне…
Бабочка Наташа порхала в ясный июльский день вдоль окон многоквартирного дома, надеясь, что кто-нибудь выглянет, проникнется ее изяществом и сочинит дивный романс, – а тут ее Мишка Трутнев с седьмого этажа сачком хоп – и поймал, чтобы скормить своему коту Григорию…
В одном из парков Петербурга на лужайке загорали две девушки в купальниках. Мимо проходил сластолюбец старой закалки Игнат Фомич Маслов, который и говорит им: «Барышни, не желаете заполучить в свое общество приятственного стихотворца?..»
Петр Иванович Сиделкин, главный бухгалтер птицефабрики, полетел в отпуск на Кипр, и в самолете, с высоты птичьего полета, он вдруг осознал всю жестокость обращения с курами, которым тоже, наверное, хотелось бы однажды вот так куда-нибудь полететь…
Женщины воистину удивительны, они не согласятся на меньшее, если познали большее. Вот такой простой пример. Давайте скажем какой-нибудь женщине: «Мужчина» – и подождем, пока ее воображение зашевелится. Потом скажем: «Потрясающий мужчина» – и снова подождем…
Если бы не существовало дождя, люди того и гляди притирались бы друг к другу вследствие чрезмерного общения на совместных прогулках и пикниках. А когда люди притираются, они начинают друг другу надоедать, а когда надоедают, начинают придираться…
«Еще какой-нибудь месяц назад я был неколебимо уверен, что, несмотря на внешние беды и несчастья, я сохраняю в себе по крайней мере нравственное достоинство. Однако тут выясняется, что я способен без потрясений проглотить даже такое бесчеловечное унижение…»