Она хотела написать ему. Хоть одну строчку, да что там – хотя бы одно слово, то самое, без которого он уже не мог толком жить, но убивался, лез на стенку и был готов сбежать в Африку. Почему именно в Африку? Она этого не знала, вот сейчас бы как раз и написать, и спросить об этом, и уже знать на всю жизнь. Но написать она не могла, даже то самое слово не могла, какое там про Африку расспрашивать. А он ей писал, писал, писал. В этом усердии и плодовитости он, пожалуй, самого Льва Толстого переплюнул, – а в ответ ни строчки, ни того слова, ничегошеньки. И как только он в самом деле не убился о стенку, как не улетел в какое-нибудь Зимбабве. А может, уже и собрался, да не успел? Может, пока он уже вовсю паковал чемодан, рабочий день закончился, поэтому она вернулась домой? И сказала ему то слово. И удержала его. А потом добавила со смехом: «Вот я растяпа, представляешь, телефон на нуле, а я зарядку дома забыла!» Ах вот оно что. Тут счастье на волоске, вся жизнь мечется птицей, а у нее телефон, оказывается, разрядился. И он побежал в магазин, чтобы купить ей сто тысяч зарядок: для дома, для работы, для трамвая, для парохода, для созвездия Центавра – на всякий случай. Лишь бы только она всегда имела возможность написать, что скучает по нему.