«Наталья Константиновна, ну это ведь невозможно, ни в какие ворота просто. Вчера у меня было полсотни писем, каждому партнеру компании плюс какие-то благодарственные, а на почте отказались наклеивать марки, сказали, чтобы я сама. Так я весь вечер сидела, у меня даже язык припух, смотрите!» Дмитрий Петрович повернул голову и увидел, как говорившая женщина показывает язык другой женщине. Он мирно сидел на скамейке, читал газету «Новости нашего захолустья», был в безмятежном настроении, – как вдруг подсели эти две. А вторая отвечает: «Ничего, Катерина Олеговна, я поговорю с начальником, пусть другому кому-нибудь это поручит». «Ой, спасибо огромное, а то ведь никакого терпения уже не осталось», – обрадовалась Катерина Олеговна. Дмитрий Петрович оценивающе посмотрел на ее лицо, на губы, представил, как она орудует языком, когда наклеивает на конверты марки. И убрал газетку в карман. А сам весь вечер и весь следующий день думал об этой Катерине, никак она у него из головы не выходила. А потом, ночью, он пришел к ней. Она была обнаженной, полулежала на кровати и ожидала его. И он лег рядом с ней, и отдался ее жарким и сладким поцелуям, и она целовала его в щеки, в нос, в глаза, проводила языком по его губам… Открыв глаза, Дмитрий Петрович увидел над собой Дика, своего мастифа, который нализывал ему лицо, тем самым сообщая, что пора бы уже и совесть знать и отправляться на прогулку. Дмитрий Петрович потрепал Дика за ухом, сплюнул, подумал еще секунду о Катерине Олеговне, – и через десять минут он уже брел по еще спящему городу, то ослабляя, то притягивая к себе поводок собаки, так жестоко испортившей его дивное сновидение.