Письма без адреса, которые все-таки находили адресата

1. Романтическая блажь

Я знаю, это покажется тебе ребячеством и романтической блажью: на опушке леса (там, где мы с тобой в прошлый раз видели ежа, помнишь?) стоит старый дуб, он ещё живой, у него живые листья, хотя ему, наверное, уже лет триста или больше. Так вот, в стволе дуба, как раз на высоте твоего роста (ты легко можешь дотянуться) есть прекрасное дупло. В нем никто не живёт, я проверял, но в него можно бросать письма. Понимаешь? И я уже положил письмо, адресованное тебе. Прошу тебя, побудь почтальоном для себя, сходи и достань то письмо. Оно в конверте без адреса, но ты узнаешь его, ведь других писем в дупле нет. Это ребячество, конечно, я согласен. Но это так серьёзно. Как наша теперешняя жизнь, которая ни на что не похожа. А завтра ты положи в дупло ответ, адресованный мне. PS: Я буду ждать письма от тебя с великим нетерпением. Твой Л.

2. Записка в кармане

Дорогая моя М. Сегодня я едва удержался, чтобы прежде времени не рассказать тебе про мою идею с дубом. Ведь у меня был план, как сделать это незаметно и в духе загадочности. Когда мы сидели в кафе и беседовали о крышах, встречающихся в разных городах Европы (как мы пришли к этой фантастической теме? я не помню), упомянутый план в голове у меня и созрел: я решил незаметно положить в карман твоего плаща записку, в которой бы всё разъяснялось. А плащ как раз висел на вешалке рядом с нашим столиком, так что мне оставалось только улучить момент, когда ты отвернёшься, и сунуть записку в твой карман. И мне это блестяще удалось: ты захотела ещё мороженого и повернулась к девушке-официанту. А через час мы наконец покинули кафе, и я пошел провожать тебя, а перед твоим домом, когда целовал тебя, то дотронулся до твоего кармана и удостоверился, что записка на месте и в полном порядке. Теперь я молюсь, чтобы ты догадалась сунуть руку в карман, когда пришла домой. Твой Л.

3. Однажды у реки

Счастье моё, здравствуй! Я отстаю от тебя, за тобой мне не угнаться, и тому есть уважительное оправдание: слишком многое мне хочется сказать тебе, слишком переполняют меня чувства, поэтому когда я мысленно, перед тем как написать, сочиню тебе письмо, мне сразу же хочется написать и следующее, – и снова мысли, снова в фантазиях своих я сочиняю тебе письмо. И так бесконечно. Вся моя жизнь теперь представляет собой нескончаемый разговор с тобой, нескончаемое признание в моих чувствах к тебе. А вчера я был у реки: помнишь, где мы впервые взялись за руки? А потом я поцеловал тебя. Я вспоминал, как долго я не решался и откладывал этот момент, мне было боязно, что я что-то сделаю не достаточно возвышенно, не в соответствии с моментом. Поэтому я перебирал в руке твои нежные пальцы, пожимал их по очереди, наслаждался ими, и особенно твоим мизинчиком, он такой хрупкий и нежный, ну прямо как стебелёк цветка. И вдруг на небе загромыхало – и полил дождь. И мы спрятались в каком-то заброшенном здании. И я жадно, ненасытно, как ненормальный… я стал наконец целовать тебя. И дождь шел долго, это был затяжной и такой славный дождь. Твой Л.

4. Счастливый ребенок

Любимая моя пташечка! Едва я вернулся домой, как в голове моей сочинилось новое письмо, которое мне не терпится вручить Дубу. Ведь два письма порадуют тебя больше, чем одно, правда? А написать я хочу о том, как мне спалось прошлой ночью. Вернее, мне совсем не спалось, потому что мне мерещилась ты. Сначала ты была в виде тени на стене, которую создал уличный фонарь. Тень была не просто тень, а твой силуэт: очертание твоего лица и твоих рук. Ты словно протянула ко мне руки, и я даже выбрался из-под одеяла, чтобы поцеловать их. Потом я вернулся в кровать, в которой, увы, не было тебя, и стал смотреть в потолок, на котором моё воображение нарисовало лужайку перед нашим загородным домом (мне так захотелось, чтобы у нас был наш загородный дом с большим балконом во весь второй этаж). А на лужайке – ты со скакалкой. Да, я почему-то представил тебя ещё ребенком, у которого вся жизнь и все планы ещё впереди. И вот ты прыгаешь на скакалке и вслух считаешь, сколько раз у тебя получилось. Кажется, ты дошла до двухсот тридцати, а потом сбилась, посмотрела на меня и засмеялась. И я спросил, почему ты смеёшься, а ты сказала, что просто так, от счастья. И ты была таким милым, беззаботным и в самом деле счастливым ребенком, что мне сделалось так хорошо и радостно, что ты есть и скачешь на скакалке, – что я на минуту проснулся и увидел на потолке начало рассвета. И снова заснул. И ты снилась мне уже не ребенком, а женщиной, обворожительной и притягательной. И мы с тобой ели сочный арбуз и беседовали о каких-то странах, названия которых были для меня в диковинку. И я проспал в компании с тобой, стыдно признаться, до самого обеда. Твой Л.

5. Спасительные апельсины

Милая! Ты заболела, за тобой нужны были уход и нежная забота, а меня, как назло, рядом не было. Ну почему жизнь такая безжалостная, зла на нее никакого! Ты пишешь, что проходила мимо фруктовой лавки, а фрукты ты купила? Небось, раздразнила себя воспоминаниями, как я зимой покупал тебе яблоки и груши, а сама в этот раз и забыла. Ну что ты делаешь со мной? Сердце моё разрывается и ноет. Я к Дубу на минутку, только чтобы письмо оставить, а сам сейчас же бегу спасать тебя! Кстати, а может, взять тебе на этот раз не апельсины, а лимоны? Ты ведь любишь чай с лимоном, заодно будешь просто так пить. А к чаю я и шоколадный кекс принесу. Два возьму, шоколадный и клубничный. Или коробки конфет будет достаточно? Ещё я ведь мёд липовый принесу, я у моих соседей взял, они из деревни на прошлой недели привезли. Так, что-то голова пошла кругом… Уже бегу. PS: Апельсины я всё-таки тоже возьму. Твой Л.

6. Внезапная печаль

Здравствуй, милая. А у меня печаль и страдание: я больше не могу писать тебе с помощью дуба. То есть я могу, конечно, ты не подумай ничего страшного и не вообрази мою внезапную немощность. Я не могу, потому что слишком велика тяжесть от необходимости доверять мои мысли и чувства бумаге, когда я с великим наслаждением сказал бы о них тебе в глаза или на ушко. Кстати, вчера я видел тебя на небе. Было очень много звёзд, я люблю, когда много звёзд, и вот одно из созвездий показало мне тебя. Я даже сразу же придумал ему название: Созвездие Возлюбленной Голубки. Потому что ты была в виде такой чудесной и кроткой голубки: склонила головку и ждёшь, когда я дам тебе зёрнышек. Смешно, правда, видеть такое на небе? Но я всё равно насыпал тебе на асфальте, только не зерна, а хлебных крошек, и ты стала клевать и ворковать. Это было необыкновенно: слышать, как воркуют звёзды. Я слушал это волшебное воркование и слышал тебя, твой чудесный голос… Нет, как всё-таки замечательно мы придумали, что пишем друг друга письма с помощью дуба.

7. Голубое платье

Радость моя, разве мы с тобой в ссоре? Я битый час думал, когда же мы успели, а потом сообразил, что это когда я сказал тебе, чтобы ты не злоупотребляла своим голубым платьем. Ты решила, что оно мне не нравится, а я имел в виду как раз обратное: я хочу, чтобы ты была в нем, когда мы станем наконец супругами. И после ЗАГСа мы пойдем в ресторан, и ты будешь самая прекрасная женщина, и я буду смотреть на тебя с обожанием и гордостью. А если ты будешь слишком часто надевать платье до этого дня, то вдруг оно не сохранится. Можно, конечно, купить другое, но где его найти? Или ты знаешь этот магазин?.. Но ты ничего не сказала мне, ты просто замолчала и перевела разговор на пуделя и болонку, которые играли друг с другом неподалеку. Я и решил, что про платье тебе не особо интересно, а про собак интереснее. А оказывается, это была ссора. Ну хочешь, вообще надень другое платье в тот день, ты в любом очень хороша. Наверное, ты так и решила, что твое платье для меня важнее тебя самой. Нет, не важнее, я бы с удовольствием стал твоим мужем, даже если бы ты была в каких-нибудь брюках или даже в костюме Чиполлино. Но лучше, конечно, в голубом платье. Оно так подчеркивает твое очарование, а цветочки на нем такие славные. Не злоупотребляй своим голубым платьем, умоляю тебя. А ссору нашу и мою вину я заглажу чем-нибудь. Только вот чем?.. Ромашками?

8. Белка

Здравствуй, милая. У нас ЧП, именно поэтому ты нашла это письмо не как обычно в дупле, а приколотым к дереву. Но всё по порядку. Сначала я пришел, радуясь и ликуя, к дубу и сунул руку в дупло, предвкушая письмо от тебя. Каково же было моё изумление, когда я не только не обнаружил никакого письма, а, пошарив хорошенько, извлёк наружу три жёлудя. Раньше их там не было, ты и сама наверняка знаешь это. Да к тому же на одном желуде имелись очевидные следы зубов. Белка? Я сразу о белке подумал, но с какой стати она там поселилась? Да ещё, наверное, коварно съела твоё письмо, иначе бы я его непременно нашел. И я быстренько сбегал домой, написал тебе это письмо и нашел булавку, чтобы приколоть его к дереву. Ведь положить его внутрь я теперь не могу, потому что белка, чего доброго, может тебя укусить, когда ты сунешь в дупло руку за моим письмом. А в лучшем случае, она может напугать тебя, что, впрочем, случай ничуть не лучше первого. Вернувшись к дубу, белку я по-прежнему не застал. Наверное, она ушла по каким-нибудь очень важным делам. Но жёлуди я на всякий случай вернул на место: не хочется ее расстраивать и злить. Твой Л.

Окончание следует…