Приснившийся мне в ночь с 10 на 11 февраля 1995 года, после чего, как я считаю, и началась моя «писательская жажда». Сон воспроизводится в том виде, в каком я его записал по пробуждении.
Красивые улицы незнакомого города. Я хожу по ним, стараясь не пропустить ни одной. Вокруг – никого. Вдруг я вижу что-то наподобие парка, с высокой оградой из литых прутьев. Я вспоминаю, как кто-то говорил мне о газонах, постриженных одним человеком в то время, когда всем было не до этого. Я вижу эти газоны и вижу этого человека, усердно работающего над ними. Я вхожу в парк и хочу помочь ему. Да ведь это Пушкин, его кудрявую голову и черты лица невозможно не узнать. Он граблями сгребает на обочину сорную траву, но это ещё не весь сорняк, и я наклоняюсь, чтобы ему помочь. У меня это почему-то не очень хорошо получается, видимо, для этого необходима сноровка…
Мы входим в какой-то дом, напоминающий мне дом моего деда. Низкие деревянные потолки, маленькие окна, печь у входной двери и сама дверь – большая, дубовая и на вид очень тяжёлая. Я расстегиваю свою куртку, при этом смущаясь немного, потому что Пушкин все время молчит и я действую без приглашения. И вдруг сразу, что называется с порога, я спрашиваю его:
– Это получилось само собой или вы этого хотели?
– Что само собой? – не понял Пушкин.
– Что вы стали поэтом.
– Ты спрашиваешь, не было ли это судьбой? Достань-ка чистый лист бумаги и приколи его рядом с твоим распорядком дня, а я сбегаю за пером, – сказал он и вышел.
Я стою и никак не могу понять, куда же мне повесить этот листок. Ведь Пушкин, говоря о нем, указал на потолок у двери, но там нет моего распорядка дня. Да и в другом месте тоже нет. И вообще, что он всем этим хотел сказать?
