Петя нервничал, то и дело глядел на часы и ходил кругами по Пушкинской площади. В руках у него всеми оттенками желтого цвета на ярком полуденном солнце искрились герберы, такие же простые и невзрачные, как он сам. Радость и волнение утихали, а тревога потихоньку росла. До отъезда поезда в родной город Энск оставалось всего несколько часов, а надо было еще успеть смотаться на другой конец пока малознакомой, но уже полюбившейся Москвы.

Петя и предположить не мог, что выполнять обещания так тягостно. Давать обещания – совсем другое дело. Как он вдохновенно, еще накануне экзамена, мысленно просил помощи у своего кумира, обещал приехать к нему в случае зачисления, принести цветы. И вот теперь, когда он по праву может считать себя студентом Гнесинки, настала пора расплаты. Он нарезал круги по Пушкинской площади в ожидании двоюродного брата, который обещал ему помочь добраться до пункта назначения кратчайшим путем, известным только коренным москвичам.

Ему все сильнее хотелось бросить свою нелепую затею. «Может, я к вам в сентябре приеду, Сергей Сергеевич?» – глядя вверх, пытался заключить договор с собственной совестью новоиспеченный гнесинец. «Эх, Петя…» – откуда-то издалека послышался голос Прокофьева. Петя так и замер, не в силах оторвать глаз от масляного пятна солнца в белом, молочном небе. Вдруг кто-то начал трясти его за плечо. «Эх, Петя-Петя, ну что ж ты на месте-то постоять не мог, еле тебя нашел», – улыбался брат.

На поезд Петя все-таки успел и, утомленный событиями уходящего дня, переполненный до краев своим счастьем, задремал у окна. А на Новодевичьем кладбище, у корней березы, надежно укрывшей ветвями черную мраморную плиту, желтыми огоньками догорали герберы.