Радиоприемник, который удалось прихватить с собой во время нападения на американскую базу, далеким взволнованным голосом что-то плел о бегуне Иосинори Сакаи. Голос пробивался сквозь невидимые препятствия, и так сложно было разобрать, чем примечателен этот девятнадцатилетний юноша, кроме того, что рожден он в день исчезновения Хиросимы.

Приемник фыркал и плевался отрывками слов, так, словно и ему опостылела эта тягостная, липучая жара. Отравленный тропической влажностью он умолк, так и не дорассказав историю Иосинори. Все, что Хироо смог разобрать: там, в далеком Токио будто бы начались XVIII олимпийские игры. Но разве можно верить ему, американскому проводнику в мир беспорядочных радиочастот?

Здесь, в своем шалаше, построенном наскоро в чужих ядовитых филиппинских джунглях, Хироо замышляет очередное нападение на врага. Он не верит в поражение Японии, война для офицера разведки Хироо Онода никогда не кончится, он никогда не сдастся.

Хироо доедает остатки риса, украденного у местных, бережно поднимает с земли шаткую кокосовую скорлупку, наполненную дождевой водой, и прежде чем вобрать в себя влагу, посланную как милость, как подаяние, долго и пристально всматривается в безучастное и равнодушное небо. Всеми забытый, потерянный герой.